От редактора отдела прозы. Мне пришлось уговаривать Сашу Дорожкину лет пять-шесть, дважды приводить её за руку в мой литературный клуб, что в Библио-глобусе. Когда публика проводила её овациями, Саша поверила наконец, что пишет прозу.
О лимонах никто не пишет, поэзия помидора недоступна воображению серьёзных авторов, для Бога времени не хватает. А растения Дорожкиной божественны. О себе автор сообщает:
«Родилась в Москве в 1988 году у мамы, учителя черчения и труда, и папы, учителя экономики и информатики. Окончила Московской государственный университет печати им. Ивана Федорова. Работала вдумчивым и строгим редактором рукодельных книг в Эксмо, затем вдумчивым и строгим писателем коммерческих текстов в интернет-магазине и рекламном агентстве. Сейчас рассказывает бизнесу про рекламные продукты Яндекса, а в редкое свободное время растит дома небольшой сад, гладит кошку, обнимает любимого мужчину и делится теплом своей жизни в коротких текстах в Facebook».
СЕКС НА ПОДОКОННИКЕ
Из жизни супердетерминантов
На первый взгляд всё просто ― в середине февраля сажаешь перцы: плодовые ― на мамину дачу и острые ― для кухонного подоконника. Но начинается всё с того, что уже с первого февраля считаешь дни: замачивать в растворе Эпина тугие семена можно после 14 февраля, Дня Всех Влюбленных, а раньше бессмысленно, если нет мощной лампы для подсветки. Но терпеть нет никаких сил. Потому что зима была длинная, а перед ней была длинная осень. Потому что стресс. Потому что недосып. Потому что усталость. И потому, что это еще большой вопрос, кто кому сейчас нужнее для жизни ― я перцу или перец мне. Без меня ― без моих пальцев, опускающих семена на смоченные ватные диски или в рыхлый, с трудом смачиваемый торфогрунт ― конечно, ничего бы не было. А потом начинается чудо, в котором моей заслуги уже нет: семена сбрасывают оболочку, раскрывают крошечные семядольные листочки навстречу солнцу, отращивают корешки и первые настоящие листики. Я развожу для них удобрение на основе гумата калия ― в три раза слабее, чем для взрослой рассады ― поливаю и по два-три раза в день бегаю проветривать мини-парник. Не только для того, чтобы стряхнуть конденсат ― а для того, чтобы увидеть, как крошечный росток справляется с жизнью: с моей помощью, без нее или вопреки ей, как разворачиваются настоящие листья, как толстеют стволы, как после перевалки в горшочки побольше завязываются первые бутоны (которые, кстати, придется оборвать ― чтобы молодые перцы не потратили все силы на несколько первых плодов: даже в этом мире из-за слишком раннего секса легко упустить возможности для развития). Я просыпаюсь пораньше и бегу проверять, что сегодня утром взошло или еще немного подросло. Я тороплюсь домой с работы. И каким бы сложным не был день ― он прекрасен, когда меня встречает новый «крючочек», новый листик, новый бутон. Я так скучаю по этому чувству и с трудом дожидаюсь середины февраля, чтобы вот уже наконец это чудо снова началось и снова, и снова случилось со мной.
***
Когда грущу, так люблю покупать пряжу — целую упаковку пряжи, мягкой, нежной, необычного цвета: приглушенно-синий, пыльно-розовый, терракотово-рыжий, грубовато-коричневый или молочно-белый. Аккуратные моточки с ровными этикетками уложены в пакетик с клейкой полоской, и так сладко обнимать этот пакет, тащить из него первый моток, раскрывать картонное колечко этикетки, вытягивать нитку, накидывать на пальцы, продевать спицы, набирать первые петли. Или оставлять мотки в упаковке и любоваться под светом лампы цветом, выкладывать украшения, думая, что подойдет под такую пряжу. Но есть одно печальное «но»: купить пряжу, особенно на Озоне — это так быстро, а вязать из неё по вечерам после работы — пару месяцев, а ящик уже трещит от запасов. И вот я захожу в любимый магазин, минут десять смотрю на моточки во все глаза, мысленно подсчитываю, на сколько лет хватит моих запасов — и ухожу.
Тяну из упаковки следующий сиреневый ярнартовский моток.
***
Черенки, которые я отсаживала в декабре, освоили корешками ком земли в рассадочных стаканах, и я пересадила их в полноценные горшки с дренажем. Не всё пошло гладко ― один цветок я совершенно по-дурацки уронила, переломав в кашу все побеги, в результате отсаживала я пенек с корнями и одной жизнеспособной веточкой. Второй ― тут уже я недоглядела ранее, не знала и не подумала ― мало разветвлен и тянется вверх двумя стволами и крупными листьями. Стволы не выдерживают тяжести листьев и падают. Раньше надо было их прищепить или подрезать, но да что уж теперь.
С учетом ошибок обрезала материнский каланхоэ еще на три черенка, а он очень резво начал обрастать листвой, а пару дней назад неожиданно выкинул на молодых веточках два цветоноса. Ой, что же такое будет, вся в предвкушении.
***
Ускользающее счастье — стоять босиком на теплом кухонном полу, наливать из френч-пресса крепкий чай, который играет множеством оттенков на ярком солнечном свету, и видеть крошечные точки осыпавшихся с кусочка хлеба крошек: каждая крошка отбрасывает тень, немного длиннее ее самой. Мой прекрасный аналитический мозг перерабатывает всю эту информацию, в сухом остатке выдавая твердый осадок: в том-то и счастье, что ты на кухне наливаешь чай, что ничего не болит, что никто не болеет, что все живы, что денег хватает, что душевные раны затягиваются, а вот ты попробуй посмотреть на то же солнце, когда пятый час оно сжигает тебе кожу, а ты идешь в тяжелых трекинговых ботинках по песку под 70-литровым рюкзаком или на то же солнце, когда ты возвращаешься пешком во втором часу ночи из Первой Градской, куда приехала прямиком со свадьбы подруги, в той же юбке и в тех же непрактичных туфлях, или когда оно светит прямо в окно гостиной, где мы собираемся наутро после похорон. Потому что солнце всегда такое же, всегда такое же. Однако ценой духовных практик, жизненного опыта или детской незамутненности можно замечать его чаще, невзирая на — и в эти моменты где-то там и зарождается счастье.
***
Трогаю листья черенкам в детском саду: у двух жесткие (значит, норм), у одного мягкие, парочка даже пытается гнить. Одинаковый грунт, полив, доза стимулятора (Корневин). Интересно, почему так.
Бамбук (который, как выяснилось, все-таки Драцена Сандера) выкинул в воде корешки в рекордное время ― за полторы недели. Из предыдущих побегов я выгоняла корни больше двух месяцев.
Иногда мне кажется, что растения как-то общаются между собой. Поставила рядом два каланхоэ ― домашний с сильными листьями без бутонов и магазинный со слабыми листьями и крупными соцветиями. Буквально через несколько дней первый выкинул цветоносы, а второй ощутимо (на ощупь) укрепил листы. Сговорились?
***
Перцы выпустили первые бутоны. Почитала, что придется их оборвать, чтобы рассада тратила силы не на ранние завязи, а на развитие куста. Слишком ранний секс неполезен даже перцам, оказывается.
***
Как отличить добро от зла, рожь от пшеницы и эхеверию от эониума?
***
Заболели четыре цветка (два ― трипсами, два ― какой-то бактериальной дрянью), и в этом не было бы никакого повода для смеха, если бы сегодня в суровом садоводческом магазине я не попросила, причем очень отчетливо и два раза, Гамаюн вместо Гамавира.
***
Некоторые комнатные растения в народе прозвали «мужегонами» ― якобы именно они мешают благополучию личной и супружеской жизни. К «мужегонам» в первую очередь относят сциндапсус ― неприхотливую теневыносливую лиану. Спокойно, говорят цветоводам типа меня популярные справочники по фен-шую: если в доме есть кошка, она полностью нейтрализует негативное влияние сциндапсуса расписного на ваше личное счастье. Вот и моя Кошадь терпела-терпела это влияние, а потом ринулась его нейтрализовывать ― взяла и сожрала черенок прямо из стакана с водой. От личной жизни теперь никак не отвертеться, я полагаю.
(Я пишу буквы, а Кошадь засовывает лапу в отверстие лейки, а потом с наслаждением ее облизывает. Не поливают бедную кису, не удобряют, не опрыскивают Эпином, жалость-то какая.)
***
У меня кончился приличный грунт для растений, а в этом году странная мода ― засовывать в пакеты смесь верхового и низинного торфа и называть это «питательным грунтом». Строго говоря, я упустила момент, когда надо было закупать хорошую землю, а сейчас ее уже нет в продаже. Зато, разбирая балкон, я нашла нычку биогумуса на два ведра фигового грунта и приныканный пакетец курьего говна. Короче, пусть фейсбук через год напоминает, как я мешаю всё это в ведре с суперфосфатом и нежно приговариваю «моё ж ты говнишечко!»
PS Сюда как-то очень просится шутка типа «чтобы старое говно в вашей жизни случалось к лучшему!»
***
А бывает так: сажаешь ты в маленький стакан 2-3-4 семечка, чуть-чуть присыпаешь землей, поливаешь, но землица рыхлая, и росточек всходит между комом земли и стенкой стакана и никак не может сбросить с семядолек оболочку семени, а ты бегаешь вокруг него с зубочисткой, хочешь помочь ― и боишься вырвать из земли, потому что семечек всего 5-6 в пакете и потерять росток не хочется. А потом он все-таки как-то выпрямляется и сбрасывает оболочку.
Короче, всё у них как у нас. Или у нас как у них, не знаю.
***
Когда мне было лет девятнадцать, я училась в университете и вязала между лекциями лиловый свитер (который теперь моя мама показывает своим ученикам, а они говорят «ах!»), одногруппники говорили мне, что я пожалею, что трачу время на рукоделие, а не на секс, наркотики и рок-н-ролл. Прошло десять лет и я не пожалела об этом, потому что потом случились и секс, и наркотики, и рок-н-ролл (причем даже именно в такой последовательности), и не так уж это было интересно, как я думала (кроме рок-н-ролла), но достаточно, чтобы сказать: у меня всё было и больше нет никаких вопросов.
Зато я жалею о другом — что так мало было меня живой, настоящей, спонтанной и меня для меня, а не для кого-то (далекого, вымечтанного, несуществующего) и что я не научилась жить с этим, беречь, использовать. Если и хочется вернуться на десять лет назад, то для того, чтобы прожить их искренним человеком.
***
Для огорода на подоконнике я пробую выращивать низкорослые сорта томатов с мощным неветвящимся стеблем (так называемые штамбовидные супердетерминанты). Вырастает далеко не всегда то, что обещает аннотация на пакетике с семенами: уже вторую неделю я ругаюсь на высоченный томат с изящными сочными листьями, который вымахал в высоту уже как минимум на 120 см при заявленных 60 ― но при этом не ветвится с образованием будущих плодовых кистей, как его индетерминантные собратья. Но и бутонов на верхушке тоже нет! «Сволочь, где бутоны? Не зацветешь ― выкину к чертям!» ― в сердцах выговариваю я. Есть такая странная, но на удивление работающая техника ― пригрозить растению, что избавишься от него, если не зацветет, только грозить надо всерьез, не понарошку.
А сегодня я что-то погрустила-погрустила, смотрю на него, такого здорового и наглого, и думаю: а может, в томатном мире именно так и выглядит концепт «пожить для себя»? И мой томат просто-напросто чайлдфри, а мне стоит смириться с этим и принять его таким, какой он есть? Не жалеть же ему прессованного курьего говна, в самом деле.
***
Я так влюблена, что не могу перестать думать об этом.
У нас тут на окраине Москвы тихо, никакого футбола, я слушаю ELJ и режу ломтиками обмякшую грушу, а потом укладываю её на толчёные орехи в форму для выпечки. Сверху пойдет тесто на пиве — такой вот «татен» получится. Сто лет уже не пекла, нет настроения: но на эти выходные мужик уехал с другом в родной город, а я ужасно люблю, когда он ненадолго уезжает — можно валяться поперек кровати, смотреть свои сопливые мелодрамы, а еще почему-то гораздо удобнее заниматься домашними делами, не знаю, почему. Убрать квартиру, приготовить еду, отдохнуть за выходные — выбери любые два. Я вывесила проветриваться палатку, поколонизировала Марс за Россию (в Surviving Mars это самый высокий уровень сложности, так-то!), купила продуктов на неделю (колбасы, колбасы и сосисок), сварила компот, перегладила все наши рубашки и футболки, налила компота под бутерброды с докторской и книжку Шерил Сандберг (счастье!) — и выбрала пирог. Мне понравилось думать, как любимый мужик вернется домой глубоко ночью, и я буду уже спать, а Кошадь будет меня стеречь, а пирог еще будет горячий. Зато компот уже холодный. И рубашки в шкафу. Я успела соскучиться.
***
А вот однажды я была влюблена.
Очень сильно и очень нежно.
Это тоже было в июле.
Я купила прекрасную юбку-солнце с подъюбником-футляром и крупными камнями на поясе: поднимая руки над головой, можно было описать круг из ткани. Но она была длиннее, чем мне нужно, примерно на десять сантиметров.
Тогда я тоже болела, раскладывала гладильную доску, смотрела «Каникулы в Зомбиленде» и подшивала юбку: сначала нужно отмерить длину, непременно от низа, чтобы укоротить её ровно; потом следуют две наметки — одна на подгибку, одна на вторую, и каждую сначала накалываешь и только потом кладешь наметочные стежки; и наконец, шов на машинке — а потом всё нужно прогладить.
Одного фильма, конечно, не хватило.
Я так хотела пойти на свидание в этой юбке, но увы, не сложилось.
Прошла, оказывается, уже куча времени.
Мы не общаемся.
Мне 30 в этом году.
Я подшиваю низ своего цветочного, брызжущего цветом платья на руках, неровными потайными стежками. Никто не полюбит меня за ровный шов. Никто никогда его не увидит.
Иду на бунт и впервые оставляю на изнанке крупный, будто ученический, узел.
***
Суккулентам и пеперомиям хорошо: всего за неделю понавыпускали в мир своих инопланетных листьев. Мимо них приятно просто проходить: кажется, что они потягиваются от удовольствия. Фиттонии и фиалке плохо: корням влажно, листьям сухо, еще и звери охотятся. Вовсе не только в уходе дело ― всё как в жизни.
Фикусу по-прежнему невероятно приятно мыть эти прекрасные огромные листья.
***
В этом году у меня взошли и выжили почти все цветы, которые я посадила ― не считая синих петуний и микса из разноцветных лобелий. Первые двадцать самых крепких я отдала на дачу тете, остальные остались у меня. Я распихивала по горшочкам всё, что выросло, все, даже самые слабенькие и хлипкие и проливала их раствором гумата, а больше ничем, потому что периодически было не до того. А они все выросли, нарастили себе мясистые стебли, напускали побегов, назавязали бутонов и начали цвести, и цветы по 5-7 см в диаметре, а когда я их рассаживала, корешки были чуть длиннее моего ногтя, и вот не знаю, кто из нас с цветами упрямее 🙂 Так это круто ― верить в то, что такая крошка вырастет и всем покажет.
***
Тягучие последние недели ноября, когда душа одинаково легко печалится об оголившихся деревьях и радостно ждет новогоднего чуда. И на таком контрасте особенно хорошо отыскать на рынке по запаху ― сладкому дынному запаху ― мускатную тыкву, принести ее домой, очистить от кожуры и семян, мелко натереть и отжать пахучий сок ― а затем замешать в тесто с каштановым медом, тертым мускатным орехом, щепоткой терпкой смеси имбиря и шафрана, а также мукой, маслом, яйцами и всем таким прочим, а уж через час вынуть влажный пирог из духовки и полить его глазурью из уваренного с молоком и грецкими орехами того же тыквенного сока. Отламывая кусок пирога ложкой прямо из жестяной формы с дыркой-столбиком посередине и плеснув в чай пару капель из фляжки, можно очень отчетливо почувствовать, как много тепла зарезервировано в груди ― с лихвой хватит на любую зиму.
***
На самом деле, конечно, я выращиваю цветы, овощи и зелень не совсем для пользы или декора: меня все еще с головой захватывает ощущение сопричастности чуду ― ничего не происходит, пока не положишь семечко в землю, но растет оно само собой, ты тут мало на что влияешь ― помогаешь, ухаживаешь, не более. Я тут подумала, что это отлично выражает запрос к Богу ― управлять своей жизнью, насколько это возможно, и надеяться на лучшее от непознаваемого.
Ну и бархатистый цветок баклажана похож сейчас на тюльпанчик, посмотрите.
***
Втирая жирный крем в кутикулы и ногтевые пластины, смотрю на свои руки: руки у меня папины, ровно такой же формы и квадрат ладони, и каждый палец, и большой отставлен в сторону как у отца. Однажды мы собирали вместе компьютер ― ну как вместе, отец собирал, а я забирала на хранение болтики и гаечки и вовремя подавала нужную отвертку ― и вот отец вышел покурить, я увязалась за ним, и вот мы стоим вместе и тут я как брякну «боже, мы с тобой даже сигарету держим одинаково!». Это были летние каникулы в 10-м классе, у меня была адово нервная работа, и я курила. Месяц, наверное. Когда поняла, что затягивает, перестала. Отец перестал всего год назад. Так и не сдал меня маме тогда:) Мне всегда нравились мои руки и нравилось, как они похожи на отцовские. Со временем они станут некрасивыми с социально приемлемой точки зрения ― широкое запястье при коротких пальцах, сухая кожа, короткие ногти без маникюра ― но я не перестану быть в них влюблена. В моих руках ― опыт всей моей семьи. Благодаря маме, которая учит рукоделию деток от 7 до 17 лет, я могу подшить, ушить и расшить почти любую одежду, подогнать занавески, связать свитер и обшить его кружевом, а если порвется, то и заштопать. Благодаря деду, инженеру с золотыми руками, который мог починить что угодно, я не боюсь сама снять, а затем ровно повесить дверцы шкафа или сколотить шпалеру для цветов на дачу. Моя тетушка учила сперва брата-первоклассного повара, а затем и меня варить борщ (важно сбрызнуть лимонным соком зажарку после того, как добавляешь в нее свеклу, а также выровнять вкус на соль-сахар-кислое-острое перед тем, как кидать в бульон), запекать жюльен, выбирать отбеливатель для рубашек, завязывать шарфик крупным узлом, который не развяжется.
У всех нас ― меня, мамы и тети ― свои садики, мы растим разное и ухаживаем за растениями по разному, но сад есть сад:) Отец пел мне только одну колыбельную, очень редко, но всегда под гитару ― с высоким регулируемым грифом, ту самую, об которую я истерзала пальцы через десять лет:) Я не выучилась от отца ни программировать, ни собирать компьютеры, ни даже делать бэкапы, но зато написала диссертацию по формальной логике и навсегда перестала бояться узнавать, как работают непонятные мне алгоритмы в той или иной области знания. Обомлела, когда увидела, какой пол и какие стеллажи сделал отец у себя в гараже, где никто из женщин его за руки не хватает. Ездила с ним за стройматериалами и инструментами для своего балкона и радовалась, глядя, как у него горят глаза. Бабушка по отцу, которую я не застала, тоже была поваром, дед по отцу в трудные времена сам шил обувь, чтобы прокормить семью. Бабушка по маме любила яркие цветочные занавески и белые скатерти с вышивкой «ришелье», меняя и то, и другое с завидной частотой ― и это в те времена, когда стирать всё приходилось руками в эмалированном корыте! Маринованных грибов вкуснее, чем у нее, я ни у кого не ела ― и не факт, что у меня будет получаться со временем так же. В твоей семье нет безруких, часто повторяет мне тетушка, когда я расспрашиваю ее о родных. И в последнее время, когда я сбрызгиваю из пульверизатора сатиновую простыню, чтобы ровнее прогладить, развожу 0,1 мл циркона в двух литрах воды для цветов, высыпаю корицу, имбирь и шафран в тесто на твороге или обнаруживаю в файлике «Базилик» длиннющую формулу для обработки данных в экселе, которую в каком-то беспамятстве туда запихнула ― все чаще ощущаю эту незримую поддержку семьи, как будто бы все они ― и мама, и папа, и бабушка, и дед, и мой красивый кучерявый братец, и тетушка ― все рядом, все со мной, все во мне. Я ― это чуть больше, чем просто я, я ― это немножечко все они, и черт побери, это счастье. Набираться опыта, сохранять его, развивать, передавать дальше ― это счастье. Вот этими вот руками. Да.
